http://sportstories.rsport.ru/ss_person/20131112/700548595.html

- Евгений Аркадьевич, все то, что я знаю о фигурном катании 1990-х годов, наталкивает меня на мысль, что тогда в этом виде спорта собралась компания исключительно ярких, сильных и бескомпромиссных личностей, для которых победа была единственной и неповторимой целью, а второе место считалось равнозначным поражению. Вы, Оксана, Майя Усова, Александр Жулин, Анжелика Крылова – и этот список можно продолжать и продолжать. Скажите, сейчас вы, как старые выпускники, встречаетесь все вместе, вспоминаете былое? 
- Вспоминаем, и очень часто. Время было, действительно, очень классное. Так что вспоминаем. С Анжеликой встречаемся, например, часто, обсуждаем былые времена. Потому что мы остались друзьями и над какими-то драматичными моментами того времени сейчас можем и погрустить, можем и посмеяться. Это было незабываемое время. Три Олимпиады за шесть лет – с 1992-го по 1998-й… 
- Сейчас, за 10 минут до того, как мы начали беседу, видел, как вы поздоровались с Жулиным. Тогда вы были непримиримыми соперниками – а у вас сейчас нормальные отношения? 
- Нормальные, но не близкие, мы с ним никогда не дружили. Он чуть постарше меня, и у нас немножко разные были интересы, когда мы росли. Хотя мы и тренировали вместе какое-то время, уже после завершения карьеры. Вот Крылова, Олег Овсянников – с ними мы дружили. Когда мы приехали тренироваться к Наталье Линичук в Америку, у нас там отличная компания собралась. 
- Сразу напрашивается вопрос: если там была отличная компания, почему ушли от Линичук? Конкуренция? 
- Естественно, конкуренция. Сначала все было хорошо, мы с Оксаной и Анжела с Олегом напрямую не конкурировали. А через несколько лет они подтянулись, стали с нами соревноваться. Поэтому кто-то должен был уходить. Кстати, не понимаю, как у Марины Зуевой катаются и Тесса Вирчу со Скоттом Мойром, и Мэрил Дэвис с Чарли Уайтом. Думаю, какая-то из этих пар все-таки в какой-то момент уйдет. Если вспоминать время, когда мы катались у Натальи Дубовой, то из нашей группы из-за конкуренции с нами ушли Марина Климова и Сергей Пономаренко. Понятно, что когда каждая тренировка превращается в соревнование – это подталкивает. Но у нас с Оксаной, когда мы уходили от Линичук, были и другие причины. Нам показалось, что Наталья Владимировна хочет из Анжелы с Олегом сделать олимпийских чемпионов. Еще мы с Оксаной очень сложными были в работе, ничего не проходило спокойно, и Линичук, думаю, все это порядком надоело (улыбается). Так что нам надо было выбрать правильный момент для ухода, хотя бы чтобы пару сохранить – Наталья Владимировна, когда мы в очередной раз шли врознь, нас уже не соединяла. 
- Я спрашивал Зуеву, как у нее уживаются две равные претендующие на золото пары. Она ответила: "А почему кто-то должен уходить, если я честно делаю свою работу и с теми, и с другими"?
- По-чемпионски каждому хочется стопроцентного внимания. Мы были с Анжелой и Олегом на одном льду, и это было сложно. Ни на одной тренировке ты не мог расслабиться. Это очень давит на мозги. Поэтому когда мы ушли и стали работать с Татьяной Анатольевной Тарасовой, все стало совершенно по-другому. Конечно, нам не хватало команды, потому что мы были совершенно одни. 
- Так все-таки нужно спарринг-партнерство или нет? 
- Нужно. Но в идеальном варианте спарринг-партнеры должны находиться на ступеньку ниже тебя. Чтобы подталкивать, но не особенно соревноваться. Если же на каждой тренировке убиваться, то это уже во вред. Но когда одни, тоже плохо, и это был наш случай. Илья Кулик – и мы. 
- Сняли с языка вопрос: для Тарасовой Кулик был не менее важным проектом, получается, и здесь вам доставалось не все внимание? 
- Нет, танцы на льду и одиночное катание вообще никак не связано. Здесь никакой конкуренции не было, а времени ей хватало и на него, и на нас. По две смены у каждого. Кстати, иногда мы объединялись, потому что все равно нужна какая-то разрядка на тренировках. Спортсмен должен иметь возможность отдохнуть, отъехать в сторону, выругаться. Очень сложно работать, когда тренер на тебе сидит постоянно. Мы с Оксаной часто Тарасову просили: возьмите кого-нибудь еще, чтобы было полегче. Тяжело постоянно чувствовать на себе этот взгляд. 
- Тарасова же и тренер еще такой… требовательный. Та же Дубова, наверное, помягче была. 
- Мы все требовательные. Дубова, кстати, была очень жестким тренером в 1980-х. Сейчас это другая Дубова. Нет, дело именно в том, что возможность отдохнуть хоть пять минут в процессе тренировки у тебя должна быть. И когда Татьяна Анатольевна в 1997-м взяла Романову с Ярошенко, нам перед Нагано-1998 стало полегче. 
Белые ботинки приходилось красить черной краской 
- Чтобы не говорить о вашей второй победной Олимпиаде в начале интервью, давайте все-таки вернемся в Одессу 1970-х годов. Если бы вы стали футболистом, я бы ничего не спросил, но вы – фигурист. Почему фигурное катание? 
- Я вообще хотел стать хоккеистом. Фанатом был хоккея с детства. Хотя хоккея никакого у нас в Одессе не было, я знал всех игроков ЦСКА – это была моя любимая команда. Когда советская сборная проиграла Олимпиаду 1980 года американцам, у меня была жуткая истерика. Прекрасно помню тот момент, мне было 13 лет. То есть мысленно я был хоккеистом. В 1975 году построили "Льдинку", в 1977-м - дворец спорта. И тогда мы все подумали, что на большом льду будет хоккей. Там даже провели хоккейный турнир, и мы, мальчишки, с надеждой подумали: наконец-то откроют хоккейную секцию. Но никакой хоккейной секции не открыли – только фигурное катание. Я к тому времени уже чуть-чуть на коньках катался, начал в 6 лет. 
- Где катались, если льда не было? 
- Был лед, но размером с комнату, в которой мы сейчас сидим. В Дюковском парке, потом он стал называться Парк Победы, в одном из клубов залили лед. А еще там есть небольшой пруд, на котором зимой, когда он замерзал, расчищали каток. И моя жизнь в фигурном катании началась так: мы с папой ехали в машине мимо этого катка, и я увидел движущиеся по льду фигуры. Коньков из-за снежных бортов я не видел – просто увидел движение. И мне это понравилось. Папа увидел мою реакцию, остановил машину, мы выбежали из нее и стали смотреть, как люди катаются. Я сказал: "Тоже хочу". На следующий день пошли в магазин "Динамо" и купили мне белые ботинки, черных не было. Во дворе у нас была колонка с водой, и кран там протекал. Под ним вода замерзла и образовала довольно широкий кусок льда. И вот я вышел и стал на этом льду у крана кататься. Дедушка с бабушкой, родители увидели это и сказали: "Ну, все, будет фигуристом". Никто ничего мне не объяснял – сам начал кататься. Коньки еще были у меня такие, двухполозные – "снегурки". Я на них и по снегу гонять начал. А еще через пару дней моих просьб записать меня в секцию меня привели на тот самый лед. Кататься, кстати, я там начал не сразу. Очень было много желающих, ажиотаж сумасшедший – все смотрели фигурное катание. Белоусова/Протопопов, Роднина/Зайцев, Пахомова/Горшков… Все были фанатами фигурного катания, и родители мои, и дедушка с бабушкой не исключение. В общем, несколько недель я занимался физической подготовкой и хореографией. Для меня это было шоком – зачем надо отжиматься, куда-то бегать? Но потом выпустили на лед, через несколько недель устроили первые соревнования – и я занял в них третье место. 
- Я не пропустил мимо ушей фразу "к сожалению, белые ботинки", потому что так в свое время закончилась моя карьера фигуриста: первый выход во двор в белых ботинках стал последним. Смеялись, наверное, и над вами в девчачьих коньках? 
- Ну конечно, у мужчины ботинки должны быть черные. А тут трагедия: мужчина в шестилетнем возрасте во двор должен выходить в женских ботинках. Нереально! Пытались красить ботинки какими-то красками в черный цвет, она не держалась, все равно было видно, что они белые… Но я так прокатался, что интересно, несколько месяцев. Потом другие проблемы начались. Отец моряк, он ушел в рейс. Мама работает. До катка на трамвае ехать от дома с пересадками больше часа. И возить меня стало некому. Так что мне сказали: извини, но пока отец в рейсе, заканчиваем с фигурным катанием. Год я ничего не делал, не знал, куда девать свою энергию. Только к следующей зиме дедушка мой организовал каток в районе – привезли самосвал щебенки, засыпали, разровняли, залили лед, сделали свет и музыку. Дискотеки проходили! А летом, по примеру старшей сестры Марины, занимался легкой атлетикой. Показал сразу уникальный результат – сестра прыгала в высоту, мне тоже поставили планку, кажется, 1,10 метра – я тут же ее взял. С первого раза, фосбери-флопом, на секундочку. ОФП-то я почти год прозанимался, ноги прыгучие. Начал заниматься. Но мне быстро это все наскучило. Вспомнил катание – лед, музыка, программы… А здесь все одно и то же: бежишь и отжимаешься, бежишь и отжимаешься. Сказал родителям: "Так дело не пойдет". 
- Тренеры обещали большое будущее в легкой атлетике? 
- Абсолютно! Сказали: "Никто с первого раза так фосбери-флопом не прыгал". Есть координация, есть все данные. Но я был очень маленького роста. А в прыжках в высоту нужно быть высоким. И тут как раз к этому моменту в Одессе построили дворец спорта. Я немедленно сделал родителям заявление: "Товарищи, мне нужно туда. И, пожалуйста, без всяких экзаменов - я катался, у меня был уже третий юношеский разряд, как-нибудь меня туда впишите". Родители этого ультиматума ждали и говорят: "Хорошо, даем тебе ночь на раздумья – делай окончательный выбор: или легкая атлетика, или фигурное катание. Только ответ железный". Я-то ответ знал сразу – что там думать? Вот так я попал во дворец спорта, попал к Борису Алексеевичу Рублеву, царствие ему небесное, и Светлане Семеновне Рублевой. Родителям, кстати, стало намного удобнее с нами. Рядом крытый манеж "Олимпиец" – там сестра занималась легкой атлетикой. А я во дворце - фигурным катанием. 
- Название "Олимпиец" навевало мечты стать олимпийским чемпионом в далеком детстве? 
- До такой мечты, мне кажется, в то время я не доходил. Но я всегда понимал, что хочу быть чемпионом, хочу быть первым. Если что-то делать, то только по максимуму. После того первого соревнования, где я стал третьим, я так расстроился! Упал с волчка и сел прямо на лед на пятую точку, повращался на ней. Какую-то медаль завоевал, этому был рад, но понял – хочу быть первым, и все! В одиночном катании не получилось. У меня были хорошая координация, баланс, но на льду вообще никакие прыжки не выходили. И тренер сказал: надо идти в тот вид, где не надо прыгать. 
- Как же так – в высоту могли прыгать, а на льду нет? 
- На полу прыгал прекрасно. Там есть точка опоры, чувство отталкивания – а на льду коньки из-под меня вылетали. Даже риттбергер одинарный не мог прыгать. Так что понял, что это не мое. И что надо идти в танцы на льду. 
- Танцы уже были в тот момент в Одессе? 
- Когда открылся дворец спорта, туда из Таллина приехал замечательный человек – Юрий Иванович Циммерман, стал директором. И пригласил многих ведущих тренеров. Рублевы – они хоть и только начали свою тренерскую карьеру, но соревновались с Пахомовой и Горшковым. Становились призерами Кубка СССР. То есть уровень реально высокий. Галина Змиевская приехала, Владимир Капров, Валентин Николаев, Александр Морозов. Место красивое, город замечательный, дворец спорта есть на 5 тысяч человек, были тренировочные катки. Через полгода, как построили дворец, начали там проводить показательные выступления ведущих фигуристов страны. Все приезжали ведущие – Роднина/Зайцев, Моисеева/Миненков, Алексеева/Бойчук, Ковалев, Волков… А я начал кататься в танцах, сейчас скажу точно, 2 октября 1976 года – а летом 1977-го мы уже открывали второе отделение этих показательных. И вызывали нас на бис. Мою партнершу звали Елена Крыканова – я с ней выиграл потом три чемпионата мира среди юниоров. Причем тогда лимит возрастной был 18 лет, а сейчас – 21 год, но этот рекорд держится до сих пор. 
- Она была вашей первой партнершей? 
- Когда я пришел в октябре 1976-го в танцы, Рублев сразу меня заметил, понял, что я что-то умею. Дали мне одну партнершу, вторую… А через два месяца дали Лену, самую лучшую партнершу Одессы, которая выступала уже по второму разряду и ездила на соревнования. Получаю партнершу, не знаю, что с ней делать – она катается как ветер, летает, а я еле ползаю по сравнению с ней. Не умею ни поддержки делать, ничего… Подтянули меня, поставили программы – и через полгода мы танцевали "польку" в костюмах в белую горошину в тех самых показательных выступлениях. Пять тысяч человек, дворец битком – и на бис. У меня есть фотография, где видно, что на трибунах вообще нет свободного места. Люди в проходах стоят, выглядывают друг из-за друга. Народ был везде. И на этой фотографии мы на полусогнутых пытаемся пролезть сквозь людей, чтобы выйти на лед. Вот, так все начиналось. 
- Из компании великих, которые приезжали в Одессу, кумиры у вас были? 
- Первые кумиры были, наверное, Моисеева с Миненковым. И потом мне очень нравились Линичук с Карпоносовым, особенно их танец "лезгинка". Это из танцоров. А вообще "ковбой" Игоря Бобрина – это было что-то для меня невероятное. Сейчас на показательных все по расписанию, по плану, а тогда как было: если ты выступаешь с одним номером, ты пока никто. Если тебя вызывают и ты катаешь два номера под разную музыку – ты уже крутой. Если третий раз выходишь – ты звезда. Ну а четыре раза – это уже был удел великих. Так вот, мы с Леной Крыкановой сдавали три музыкальных фрагмента, и были очень счастливы, если нас вызывали два раза на бис. Ну а Бобрин всегда делал три номера, а четвертым все знали, что будет "ковбой". Вся Одесса кричала – "ковбоя, ковбоя"! И тогда он выходил, надевал шляпу – и народ бросался с трибун на лед… Смеялись мы так, когда он катался. Показательные могли длиться три, четыре часа. А в конце, когда уже все заканчивалось, что ребята только ни творили – и народ сходил с ума! Никто не уходил. 
- В какой момент настало время переехать в Москву? 
- Когда поняли, что из нашей провинции, с теми еще правилами, будет очень тяжело пробиться в команду. Мы катались, побеждали на соревнованиях, были чемпионами Украины, но Борис Алексеевич понимал, что нам надо идти в серьезную команду. Он, конечно, переживал, но отпустил нас. Была у нас пара предложений, мы выбрали Наталью Ильиничну Дубову и с 1982 года начали кататься у нее. Это уже была, конечно, другая подготовка. Дворец спорта ведь постоянно отдавался под различные мероприятия, концерты, и нам оставалось только кататься на нестандартной "Льдинке", а это было уже несерьезно. Приходилось все-таки тренироваться во дворце спорта чуть ли не по ночам, и это было тяжело. 
- В Москве, наверное, первое время было не легче? 
- Мы сразу почувствовали другой уровень. У тебя постоянно есть лед. Катаешься по шесть с половиной часов в день. У тебя каждый день занятия по хореографии. Три раза в неделю ОФП. Попали в систему, система работает – и система производит. 
- Я, скорее, про ностальгию – по Одессе, по морю… 
- Конечно, было тяжело. Мне было всего 14 лет. Жили в спортивном интернате в Кунцево, метро "Пионерская". Ездили на метро в Сокольники. Нормально, час в одну сторону. Школа проходила сама собой. Сдавали мы экзамены в мае, ходили в этом месяце каждый день в школу, а так весь год тренировались. В 7 утра уезжали каждый день, возвращались вечером. Нам, правда, давали преподавателей, чтобы они нас хоть чему-то обучали. С родителями мы решили так: они меня отпускают, понятно, что нельзя меня было держать. Но поставили условие: если я через год не попадаю в команду и не еду на юниорский чемпионат мира, то возвращаюсь в Одессу, начинаю серьезно учиться и становлюсь, как отец, моряком. Через год я ни на какой чемпионат мира не попал. Но при этом понял, что домой не хочу (смеется). Резервов-то было много, я понимал, что мы уже почти там. Тем более что мы стали третьими на юниорском первенстве СССР и должны были ехать на чемпионат мира. Но вместо нас отправили четвертую пару страны – Ляпину и Сура. Нас не пустили. Мы сильно обозлились. Решили – ну мы вам всем покажем! Стали работать еще в десять раз больше. А на тот чемпионат мира, я так думаю, хорошо, что не поехали. Ну, заняли бы мы там десятое место. Победили тогда Игорь Шпильбанд с Татьяной Гладковой – и ушли. А к следующему первенству мира мы настолько хорошо поработали, что стали первой парой, приехали – и выиграли. И это было здорово, это был первый по-настоящему серьезный результат всех этих жертв – уехать из Одессы, жить сначала в интернате, потом в съемных квартирах… Потом выиграли еще два чемпионата мира и установили рекорд. 
- Как получилось, что ваша пара с Крыкановой распалась? 
- Знаете, бывают такие девчонки, у которых, когда они молодые, в глазах горит такой огонек. А потом проходит время, девочка превращается в девушку, и огонек пропадает. Вот так произошло и с моей партнершей. Мы были одногодки, катались с ней с десятилетнего возраста до 17, это был огонек, а потом он потух. 
- Чья была инициатива сменить партнершу? 
- Решала все Дубова, но я и сам понимал, что надо что-то менять. Тем более тогда ни одна пара, которая высоко поднималась в юниорах, не добивалась успехов в мастерах. Сейчас по-другому – те же Белбин/Агосто, Вирчу/Мойр, Дэвис/Уайт из юниоров вышли в мастера. Тогда было не так. И я стал кататься с Ларисой Федориновой. Очень талантливая девочка. Мы с ней такие были "классики", и тоже установили в некотором роде рекорд – за полгода подготовились и стали сразу пятыми в стране. Замечательную нашу программу помню с ней, "Норму" Беллини, очень это было неплохо. Но потом Лариса стала поправляться, и никто не мог это остановить. Возможно, это была генетика, возможно, ей не хватало силы воли, чтобы много не есть… Но как бы то ни было, в первый год мы "выстрелили", во второй год остановились – и после третьего закончили. Лариса стала достаточно крупной, мне было тяжело ее поднимать, колени начали "лететь"… Хотя тоже есть что вспомнить: мы с ней в 1989 году выехали на чемпионат мира третьей советской парой – и заняли шестое место. Это был мой первый чемпионат мира, проходил он в Париже. Первыми стали Климова/Пономаренко, вторыми Усова/Жулин, а третьими – брат и сестра Дюшене. А я был очень доволен, что мы шестые. 
- При слове "Дюшене" вы загадочно улыбнулись… 
- Они пришли в танцы из парного катания, были совершенно не похожи на остальных. Мы все такие красивые, классического стиля. И тут выходят они. Жутко корявые – но при этом жутко интересные! И у них как у парников была совершенно другая физическая подготовка, они были очень крепкие. Мы пробовали повторить за ними некоторые элементы – ничего не получалось. Они были настоящими атлетами. Уникальные спортсмены. Вот поэтому я и улыбнулся. 
- За них, было ощущение, очень сильно болели – может быть, в пику всем остальным. 
- Наверное, да. Они показали совершенно другие танцы. Никогда не забуду чемпионат мира в Галифаксе, в Канаде. А они же наполовину канадцы – то есть выступали практически на своей территории. И зал просто ревел! Они выступали со своими "Ацтеками", и это было невероятно. Они были близки к публике, доносили зрителям историю. А у нас тогда такого не было – мы делали акцент на катание, а не на истории. 
- То есть танцы-истории, по сути, начались с Дюшене? 
- Возможно, это началось с Торвилл и Дина, с их "Болеро". Хотя, конечно, Дин эту программу не сам придумал, а взял идею с видеопленок, из хороших балетов. Мы думали, что эти гениальные вещи он изобрел, но на самом деле позаимствовал. И для Дюшене многие вещи Дин тоже брал из балетов. Кристофер, кстати, потерял много денег – за "Танец дьяволов" постановщик, который ставил это произведение в балете, Дина засудил. 
- Когда закончился второй этап вашей карьеры, в паре с Ларисой Федориновой, наступил третий, самый главный – с Оксаной Грищук. Встретились в Москве два одессита. До того как начали кататься в Москве, вы Оксану знали? 
- Я видел ее несколько раз. Знал, что они с Сашей Чичковым выиграли чемпионат мира среди юниоров. Чичков, кстати, тоже был одессит, Борис Алексеевич и его отправил в Москву. А про Оксану я знал, что она интересная фигуристка, носится смерчем по льду. С Ларисой в августе 1989 года мы поняли, что совсем дело не идет. Прошли сборы, поставили танец интересный – "Сиртаки". Но чувствуем – дальше никак. И у Ларисы желание кататься дальше пропало. В сентябре 1989 года Дубова нашла Оксану. Тогда переход от тренера к тренеру, чтобы было понятно, можно было сравнить с ядерной войной. Даже придумывали фиктивные браки, чтобы была причина для переходов. 
- Но вы с Оксаной жениться не стали? 
- Предлагали. Чтобы все было гладко, чтобы федерация не ставила палки в колеса, чтобы не было каких-то препонов… Но мы не стали этого делать. Дубова "вытащила" Оксану из группы Линичук, где она каталась, мы с ней встали в пару. И я понял, что это будет очень сложно. У нас была совершенно разная техника. Из нас делали балерунов, с классическими линиями, а Оксана хореографией занималась очень мало. "Завернутые" ноги, никаких рук… Все, что она делала на льду – все было за счет таланта. А на совмещение нашей техники, как мне показалось с самого начала, уйдут годы. Помню наши первые прокаты – она куда-то бежит, я стараюсь катить спокойно. И ничего не получается, потому что она прыгающая во все стороны "чума", а я "классик", который никак не может ее поймать. Мы с ней в ужасе были. Она плакала практически каждый день… Но работали мы очень много, и я вскоре почувствовал, что скоро мы сможем подстроиться друг под друга. А огонек в Оксане был такой же, как у молодой Лены Крыкановой. Ровно через месяц, как мы начали кататься, в Челябинске прошли контрольные прокаты. И мы все танцы – обязательный, оригинальный и произвольный – откатали на уровне. Все поняли, что это может быть неплохо. И на первом нашем чемпионате мира мы с Грищук заняли пятое место. У меня такая серия есть в карьере: в 1989 году на чемпионате мира я был шестым, в 1990 – пятым, потом четвертым, третьим, вторым и первым. Каждый год, пока другие ждали в очереди чуть ли не десятилетие, мы прыгали на одно место вверх. 
- Известно, что с Оксаной у вас была не только поначалу противоположная техника, но и противоположные характеры… 
- На первой же тренировке она меня послала куда подальше (смеется). Поэтому с ней было действительно очень сложно. У нее был вспыльчивый характер, ей проще было сделать что-то миллион раз, но самой, чем послушать чьего-то совета. Я ее останавливал и говорил: "Оксана, ты падаешь с твиззла, здесь нужно сделать так-то и так-то". Пока я говорил это, она умудрялась сделать этот твиззл еще раз сто. 
Трудоспособность у нее была уникальная. Пусть не совсем умная трудоспособность, потому что она, не дослушав, начинала уже это делать. Я уже "умирал", падал, а она кричала: "Хватит валять дурака, вставай, будем повторять еще и еще!" Но за счет этой трудоспособности мы и достигли сразу таких результатов. Вообще я сразу почувствовал, что у нас с ней что-то есть. Какой-то контакт, какая-то "химия"… 
- Тренера Оксана слушала? 
- В основном, слушала. Но не соглашалась часто. И всегда у нее было свое видение. Хотя она по гороскопу "рыбы", знак нормальный, спокойный. Но она была упертая. Впрочем, эта упертость иногда нам очень помогала. Рок-н-ролл, с которым мы выиграли Олимпиаду в 1994 году, это был выбор Оксаны! Не мой, совершенно. Линичук предложила нам рок-н-ролл в 1993 году, когда мы только к ней перешли. Но мы отказались – попросили что-то поспокойнее. Решили блюз делать. Как раз Майя Усова с Сашей Жулиным катали блюз – и мы блюз. Интересно было. В олимпийском же году я лично хотел Испанию. Мне эта тема очень нравилась, я даже нашел какую-то музыку. Но она бы точно не сыграла, одно и то же было бы, как у всех. Рок-н-ролл же никто в то время не катал. По крайней мере, лет десять до этого. Единственная проблема была в том, что музыку этого рок-н-ролл Линичук уже отдала Крыловой с Федоровым. И мы уговорили тренера передать нам эту музыку. Каким уж путем уговорили – не помню. Но уговорили. А Анжеле дали другую музыку. Вот такое чутье было у Оксаны. Три недели мы обсуждали разные варианты – и она все это время настаивала: это наша музыка, с ней мы будем бороться. 
- Не хотелось бы упустить один важный момент: от Дубовой вы ушли тоже из-за конкуренции? 
- Там было вот что. Оксана, как мы уже говорили, в работе была очень непростая. С Дубовой она часто не соглашалась, иногда даже ссорилась с ней. Наталья Ильинична, наверное, обидится на меня, если это прочитает, но правда есть правда. Конкуренция тоже была. Климова и Пономаренко были первой парой, Саша с Майей – второй, мы – третьей. На Олимпиаде в Альбервилле в 1992 году стали четвертыми. Это был мой самый спокойный год, хотя и после операции, что было непросто. Третьими мы стать точно никак не могли – только если бы Майя с Сашей упали. И то раза два или три. Пятыми тоже никак стать не могли – за нами были итальянцы Каллегари/Камерленго и венгры Энги/Тот. По сравнению с ними мы катались совсем на другом уровне, там тоже было все понятно. На чемпионат Европы Дюшене не приехали, там мы стали третьими. И на чемпионате мира тоже в отсутствии Дюшене – третьими. Так что здесь все было шикарно. Но у Оксаны с Дубовой отношения были просто ужасными. Плюс у Оксаны завязался с Жулиным роман, и у Майи с Сашей начались проблемы. И летом Наталья Ильинична выгоняет Оксану из группы, говорит ей "гуд бай". Дает мне в партнерши Татьяну Навку и говорит: "Через пару лет я из вас сделаю чемпионов мира, а сейчас время Майи и Саши". Тут я понимаю: у меня была нормальная пара, при всех сложностях работы с Оксаной. Но Дубова решила пожертвовать одной фигурой, чтобы вывести Усову и Жулина в олимпийские чемпионы 1994 года, а мое должно было бы стать следующее четырехлетие. Сначала я согласился. Все-таки я десять лет у Дубовой провел, был ей предан. Что мне было делать? 
Итак, партнершу выгнали, я продолжаю кататься. А Оксана тем временем начала мне названивать и говорить: "Женя, опомнись, нам сделали плохо, давай уйдем и будем кататься вместе". Плюс еще многие специалисты, иностранные в том числе, удивлялись: как так, перспективная пара, и вдруг больше не катается? Я засомневался. Все-таки от тренера никогда не уходил, помните, я сказал – это как ядерная война? Начинаю все-таки кататься с Навкой, делаем с ней программы. И через месяц-два я понимаю, что это не работает. Таня еще была совсем молоденькая, необкатанная. Я бы в паре с ней с третьего места на чемпионате мира опустился бы на следующий год где-то на десятое. Всю жизнь стремился к первому месту – и здесь такой скачок назад. Решил, что надо каким-то образом включать задний ход и спасать ситуацию. В то время Дубова решила увезти всю группу в Лейк-Плэсид, в Америку. И буквально накануне даты отъезда мне снова звонит Оксана. Говорит: "Спрашиваю последний раз – решайся". А я знал, что она уже к тому моменту начала кататься с Петром Чернышевым, видя, что я никуда не двигаюсь. И для меня это был решающий сигнал. Я сказал себе: все, иду за Оксаной в группу Линичук. Вызываю Наталью Владимировну на разговор, все обсуждаем, "обтесываем" все углы… И вот Дубова с группой уезжает в Америку, а я остаюсь. И снова катаюсь с Оксаной. Поначалу было очень тяжело. Не катались-то всего несколько месяцев – а показалось, что прошел год. И раскачивались мы аж до декабря. Пропустили все турниры, никуда не ездили, просто не могли вкатать танцы. Но потом все вернулось на круги своя. Майя с Сашей в том году стали первыми, а мы спокойно – вторыми. 

- Теперь вернемся в 1994 год. Второе пришествие Торвилл и Дина в танцы на льду сильно спутало всем карты? 
- Встряхнуло это всех очень сильно. Вернулись в том году не только Торвилл и Дин - началось повальное возвращение всех чемпионов-профессионалов. Гордеева с Гриньковым, Катарина Витт… Сначала был важнейший предолимпийский чемпионат Европы в Копенгагене. Торвилл и Дин стали там первыми, но мы выиграли в произвольном танце и заняли итоговое второе место. Первый раз в жизни мы выиграли у той пары, которая по "очереди" шла впереди нас. Не дождались ухода Майи и Саши и смогли их опередить. Кстати, интересная история. Когда мы определились с музыкой - рок-н-роллом, нашли Игоря Кондрашова, замечательного танцора этого стиля, он поставил прекрасную программу. Поначалу сомневались, сможем ли рок-н-ролл танцевать, особенно я - такой классик. Но как только стало получаться ногами двигать, мы почувствовали, что это может сработать. Но перед самым чемпионатом Европы Оксана заболевает. Сначала вроде как показалось - простуда, она пришла не тренировку. А Линичук в этом плане была довольно жесткой: больная, не больная - катайся. Я говорю: "Наталья Владимировна, она реально заболела, прокатает - потом будет такое осложнение, мы ее с вами не поднимем". Так и получилось. Прокатали никому не нужный прокат, и у Оксаны после этого воспаление легких. Лежит с температурой 40-41 неделю, вообще не встает. К ней ходят какие-то лекари, какие-то бабушки, просто чтобы ее поднять! Звонят уже из федерации, говорят: "Ребята, ну вы как? Будем запасных посылать, вы же не готовы". Но мы держимся, говорим, что мы едем, хотя Оксана лежит пластом. Остается два дня, Оксана встает, приходит на тренировку. Сделать вообще ничего не может, я ее просто по кругу повозил. Домой пришла - опять температура. На следующий день явилась - покатались уже более-менее. И мы, не тренируясь где-то дней десять до чемпионата Европы, умудрились выиграть произвольный танец и у Торвилл с Дином, и у Майи с Сашей. То есть Оксана так умела собираться… Я бы, наверное, так не смог. Ни один человек бы не смог. Но мы во многом благодаря этой истории и поняли, что можем бороться на Олимпиаде за победу. Если еще в прошлом году разрыв между Майей с Сашей и нами был огромный, то здесь мы входим в олимпийский сезон, приезжаем на чемпионат Европы и почти что его выигрываем. 
- Я читал мнение Тарасовой, что если бы Торвилл и Дин вернулись в Лиллехаммере к своему знаменитому "Болеро", то чемпионами бы стали они. 
- Да, это было ее предложение - вернуться к "Болеро". Вы знаете, настолько Торвилл и Дина все любили - да и мы их обожали… И понимали, что если англичане возьмут "Болеро" - то это будет очень сильно. Не то "Болеро", что было в 1984 году. Тогда было такое время, что быстро кататься им было не обязательно. Они 40 секунд в начале танца там вообще на месте стояли. Сейчас двинул бровью - музыка пошла, а тогда таких правил не было, и они придумали гениальное начало. Так вот, если бы они добавили в "Болеро" новые элементы, скорость, то бороться с ними нам было бы трудно. И я думаю, действительно, все было бы по-другому. А так в Лиллехаммере они вышли, я увидел их обязательные танцы - и понял, что мы их обыграем. Ужасная у них была "обязаловка", недотянутые ноги… Судьи их пожалели, оставили на третьем месте, хотя они должны были быть шестыми-седьмыми максимум. Оригинальный танец румба у них была блестящий, не вопрос. Мы там носились колбасой по катку, изображали что-то, а у англичан была настоящая, истинная румба. Но в произвольном танце уже нужна была скорость - и мы своей молодостью, таким вихрем и взяли это золото. 
- Если бы вы сидели на трибуне как простой болельщик, за кого бы вы болели - за Грищук/Платова или за Торвилл/Дина? 
- Да за Торвилл и Дина, конечно. Какие-то выскочки приехали с каким-то рок-н-роллом (смеется). Многие ведь не согласны с результатом той Олимпиады. Торвилл и Дин - самые любимые фигуристы мира, может быть, до сих пор. Все их обожали, и мы сами, как я уже сказал. Я бы, конечно, не сказал, что мне было неудобно их обыгрывать - когда мы выходили на лед, то азарт борьбы захлестывал. Но когда за пределами льда стояли рядом, то мысли лезли - это же Торвилл и Дин, боги… В общем, вот так получилось - мы, будучи никем, выиграли Олимпийские игры. И в прессе стало появляться много статей на тему того, что это было несправедливо. Даже про судейство писали - мол, нам помогли. И мне, и Оксане стало обидно слышать такое. 
- И вы решили остаться до следующей Олимпиады? 
- У меня была травма, прооперированное колено. Я предложил было Оксане уйти в профессионалы. Но потом мы подумали - кто нас знает, кто нас в какое шоу возьмет? Для нас ведь было важно это - так-то мы были нищие по тем временам, в 1993 году брали у федерации в долг деньги, чтобы заплатить постановщику. Это сейчас фигуристам помогают, а мы взяли 3 тысячи долларов с распиской, что вернем. Потом в тур нас взяли после чемпионата мира, мы заработали и вернули. Сейчас это кажется смешным, но тогда ситуация была ужасной. И мы, в общем, решили остаться. Помню разговор с Гриньковым - он нам так и сказал: да вы же никто, а Торвилл и Дин - всё! Покатайтесь, повыигрывайте еще на чемпионатах мира, потом станете еще раз олимпийскими чемпионами - и потом уходите. 
- Сейчас как-то принято считать, что на Олимпиаду в Нагано вы приехали безоговорочными фаворитами, но я специально посмотрел протоколы и увидел, например, что в оригинальном танце вы выиграли у Крыловой и Овсянникова всего одним голосом. 
- Борьба была, и еще какая. Одна наша ошибка - и Крылова с Овсянниковым были бы олимпийскими чемпионами. 
- А перед этим еще была история с вашими падениями - на двух турнирах, кажется, подряд. 
- В плане падений тот год был ужасным. Да и вообще был год просто тяжелейший. Оксана мыслями уже в Голливуд начала уходить, она стала Пашей. На таком нерве находилась, что работа вообще не шла. Если бы не было всего этого Голливуда и Паши, если бы мы работали так, как раньше, когда только встали в пару, мы не то чтобы на голову - на три головы были бы выше всех остальных. Но мы с Татьяной Анатольевной, чтобы заставить Оксану тренироваться, приезжали к ней домой с цветами, с деревьями… С чем только не приезжали. Успокаивали ее как могли, но Оксана все равно могла схватить Тарасову за грудки и начать трясти со словами "мы выиграем или нет, скажите мне!" А Татьяна Анатольевна отвечала: "Вот выйди на лед и работай, а не плачь дома. Тогда выиграете". В общем, очень сложный момент был. Начали сезон мы просто катастрофически. Хотели менять нашу программу "Мемориал" на танец предыдущего года, Arabian Passion. Очень хорошая была программа, моя, кстати, любимая. А "Мемориал" вообще не шел. 
- Почему, кстати, та программа любимая? 
- Потому что мы ее сделали на 80 процентов сами. Музыку сами выбрали, очень давно хотели катать восточный танец. Очень легко его поставили, просто на раз-два. А "Мемориал" ставился через слезы, пот и кровь. Только после Гран-при, в декабре, мы этот танец раскатали. Хотя номер, конечно, очень хороший, но не могу сказать, что он мой любимый. Очень уж тяжело дался, со скандалами каждый день. И процентов на 20-30 можно было его лучше сделать. А все остальные, тем временем, к нам приблизились - в первую очередь, Анжела с Олегом. 
- Слышал такую точку зрения, что вы падали не из-за того, что плохо катались, а из-за того, что слишком хорошо - очень близко друг к другу. 
- Это правда - мы катались очень близко. Сейчас это куда-то ушло, но вообще чем ты ближе к партнеру катаешься в танце, тем это круче. А Оксана - она как человек очень экспрессивный могла в танце исполнить шаг, который не был изначально запланирован, сделать такую импровизацию. Об этом и Саша Жулин говорил, когда она с ним потом каталась в профессионалах. Мы же в танцах не должны такого делать, мы должны кататься не то чтобы как роботы, но по четко отработанной в голове схеме. Эмоции - это все хорошо, но когда она вдруг делала резкое неожиданное движение ногой и била мне в конек, то я, конечно, падал. Я, помню, с друзьями пересматривал прокат на французском Гран-при того олимпийского сезона, когда я так упал первый раз, и друзья мне говорили: "Ну ты вообще мог прямо там погибнуть" (смеется). Потому что ее конек в миллиметре от моего лица прошел. Второе падение - на чемпионате Европы. Опять же, Оксана поворачивается и бьет мне под пятку. Татьяна Анатольевна на меня было "наехала", сказала: "Ну сколько можно падать, что происходит, ты что, на ногах не можешь стоять?!" Я жестко ответил: "Татьяна Анатольевна, посмотрите на повторе, отчего я упал". Хотя и самому, конечно, было крайне неприятно в тот момент. Действительно, сколько можно падать? Но на чемпионате Европы тогда нам это падение помогло, мы стали вторыми в оригинальном танце, вышли на произвольный злые и откатались так, что рядом вообще никто не стоял. 
- На Олимпиаде в Лиллехаммере у вас с Оксаной был последний стартовый номер в произвольном танце, а в Нагано - первый в группе сильнейших. Когда я пересматривал ваш олимпийский "Мемориал" на видео, то сцена, как Оксана разрыдалась после проката, пробрала до мурашек. Вы в тот момент уже поняли, что выиграли? 
- Нет, абсолютно. Оксана рыдала просто от выплеска эмоций, от того, что все, наконец, закончилось. Понимаете, в Лиллехаммере если бы мы стали третьими, сказали бы "спасибо". Если бы стали вторыми, сказали бы "большое спасибо". А когда выиграли, то сказали "спасибо, за что?" Это шутка, но в принципе мы действительно не ожидали, что выиграем. А здесь четыре года нас свербила мысль: мы должны выиграть Олимпиаду, мы должны выиграть Олимпиаду… И когда это время подошло, то от давления можно было сойти с ума. Остальные люди боролись за медали, радовались, а для нас серебро было бы равнозначно катастрофе, концу жизни. Когда сейчас мои спортсмены говорят, что нервничают, я им отвечаю: "Вот когда, дай бог, вы будете на вершине и почувствуете, как весь мир настроен против вас и мечтает вас оттуда сбросить, тогда это будут нервы". Думаю, что весь Нагано трясся вместе со мной, когда я настраивался на прокаты. Ходил по городу, по парку, гулял, но как только в голову возвращалась мысль о том, что предстоит, о том, что любая ошибка будет роковой, появлялось только одно желание - застрелиться. 
- Когда выступили, конкурентов смотрели или ушли куда-то? 
- Мы, честно говоря, после выступления не очень понимали, что происходит. Дождались оценок, увидели одну или две "шестерки", я сделал довольный жест - все-таки приятно, когда тебе ставят высшие оценки. Но я понимал, что этого может быть недостаточно. Ушли - по-моему, в студию NBC. Хотели спрятаться от всех. Нас пытались искать журналисты - но какое может быть интервью, когда ты еще ничего не знаешь? И вот, мы сели, ничего не смотрим. Слышим только музыку, понимаем, что катаются Анжелика и Олег. И как только стало ясно, что они вторые, мы с Оксаной так разрыдались! Мы не плакали - мы реально рыдали… Я начал дико кашлять, никак не мог остановиться. Это были два замученных больных рыдающих человека, почувствовавших в этот момент невероятное единение. 
- Но уже буквально на следующий день вы перестали быть танцевальной парой… 
- Да, потому что Оксана сразу же уехала в Лос-Анджелес, чтобы попасть в шоу Джея Лено. И потом реализовать мечты о Голливуде. Про фигурное катание сразу же подзабыла. Хотя, может быть, она и хотела продолжить выступать в профессионалах, но мне этого не показывала. Я вернулся после Олимпиады, а он уже, оказывается, вообще со всеми вещами в Голливуд переехала. Но я знал, что у нас с Оксаной в профессионалах ничего не выйдет. Для этого нужно быть очень близкими друзьями. Поэтому я и решил, что надо добиться максимума в любительском спорте - а потом уже смотреть, что будет дальше. 
- Последний вопрос у меня такой почти такой же, как и первый. Вы уже рассказали, что общаетесь и с Крыловой, и с Жулиным - а с Оксаной? 
- Да, общаемся! Прошло много лет, и я очень доволен, что мы с Оксаной еще раз выступили. Для меня наша карьера всегда была как незаконченная книга. Мы не очень хорошо закончили наши выступления в любителях, расстались. Оксана каталась с Сашей Жулиным, я - с Майей Усовой. Это все-таки было не очень правильно. Я такой человек, что всегда хочу спокойствия - ненавижу конфронтации. Особенно с тем человеком, с которым я провел столько лет жизни. Хотелось закончить хорошо. В первый раз мы с Оксаной нормально пообщались в 2005 году, во время московского чемпионата мира, когда организаторы устроили парад чемпионов. Это было просто потрясающе. Там мы вместе появились на публике, посидели на трибуне вместе с Путиным. И нас в интервью спросили: "Вы не собираетесь вернуться?" Тогда зародилась мысль: хорошо бы было, если появится возможность прокататься вместе, чтобы красиво закончить. Устроить такой прощальный бал. И я настолько рад, что в 2006 году мы приняли участие в проекте "Танцы на льду" и выступили там вместе! Сейчас говорю эти слова, и чувствую ком в горле. Это было очень приятно. Сначала мы отказывались кататься вместе - говорили, это несерьезно, надо месяц тренироваться… Но за два дня до шоу посмотрели друг на друга и сказали: "Ну, давай попробуем". Вышли на маленький лед, взялись за руки - и ощущение, как будто не расставались. Попробовали один элемент, другой. Сделали номер за пять минут. Потрясающая песня из фильма Colours of the Night. И настолько мы хорошо откатались, что после этого сделали еще несколько шоу. Побывали на праздновании десятилетия проведения Олимпийских игр в Нагано в 2008 году… 
- То есть, точка поставлена? 
- Да, точка поставлена, замечательно все получилось. Общаемся по телефону. Не так давно Оксана мне звонила, советовалась по поводу работы с фигуристами. На высоком уровне она пока еще не работала, но детей она тренирует, стала сейчас консультировать и известных фигуристов. С группой Николая Морозова поработала. Захотела вернуться в спорт и поделиться своим опытом. 
- Тогда самый-самый последний вопрос: тренерский тандем Грищук - Платов возможен? 
- Вряд ли. Хотя Оксана говорила, что нам, возможно, стоит попробовать вместе. Но не думаю, что мы сойдемся в работе. Очень сложно всегда у меня проходит поиск помощников. Долго искал хореографа, нашел - Жанну Палагину, мы уже три года работаем вместе, сейчас, по-моему, нашел и второго тренера. Только потому, что я, как настоящий лев по гороскопу - все люблю делать сам.